Государственный исторический архив
Чувашской Республики
07.05.2019
Истории из жизни летчиков
Когда заходит речь о войне, то невольно думаешь, что здесь нет места курьезным случаям с помидорами, удивительным историям о «сынах полка» в виде медведицы «Машки», о том, что коровы не летают на тяжелых бомбардировщиках, что в лесу можно стрелять по белкам и досыта наесться кислой клюквы, обозвать метеоролога «ходячим градусником» и многое другое. Еще «Google» и «Яндекс» не дают объяснения суевериям летчиков в виде лимонов, леденцов и пустого ведра на самолете.

Для публикации взяты воспоминания ветеранов 1-го гвардейского Краснознаменного авиационного полка Авиации дальнего действия им. Н.Ф. Гастелло (до 1942 г. 21-я тяжелобомбардировочная бригада), которые хранятся в личном фонде Р-2495 «Орлов Федот Никитич (1913-1988 гг.) – летчик, Герой Советского Союза».


Ниже представлены воспоминания бывшего стрелка-радиста Лабунского Владимира Андреевича, полковника в отставке, бывшего начальника штаба 53-й авиационной Сталинградской дивизии дальнего действия Шевчука Николая Гавриловича, бывшего летчика Яблокова Юрия Михайловича, написанные в 1976 г. Тексты переданы с учетом современных правил орфографии и пунктуации с неизменным сохранением стиля документов.



Публикацию подготовила главный архивист отдела научно-справочного аппарата и информационно-поисковых систем Щукина К.О.


Воспоминания стрелка-радиста Лабунского Владимира Андреевича

«21-я тяжелобомбардировочная»


«Осенью 1934 г. я со своим сослуживцем и другом Леней Лаврушко прибыли для прохождения сверхсрочной службы в качестве стрелков-радистов в г. Ростов-на-Дону во 2-ю эскадрилью 21-й тяжелобомбардировочной авиабригады. Я был назначен на «звездочку» - флагманский корабль эскадрильи. Назначение сразу на флагманский корабль поставило меня в сложные условия. Установленный на кораблях тип радиостанций мы не изучали, а ведь через считанные дни 7 ноября, предстоял ответственный полет на воздушный парад в составе всей бригады над городом.



Мне же предстояло обеспечить радиосвязь не только с аэродромом и флагманом бригады, но и с остальными одиннадцатью ведомыми самолетами эскадрильи. К тому же кто-то предупредил, что комэск Шведов, с которым мне предстояло лететь – человек «тяжелого характера». Было, над чем, подумать, а думать-то было некогда. Беспокоило и то, что я еще не знал, являюсь ли я «рожденным летать» или «рожденным ползать». Ведь я еще ни разу в жизни не поднимался в воздух! Ребята сочувственно отнеслись ко мне, давали множество разных советов. Одни советовали запастись лимонами, другие – взять больше леденцов, третьи – не забыть поставить рядом с собой пустое ведро. Но обошлось все вполне благополучно.



С помощью радиотехников Шевченко и Медведева, уже на третий день я знал и тщательно проверил все радиооборудование самолета. Еще один день ушел на ознакомление с устройством и применением парашюта, изучение кодовой таблицы и схемы связи. Во время полета рядом со мной неотлучно находился начальник связи Мирсонов, который не только ободрял меня и подсказывал в нужных случаях, но и не забывал угощать очень вкусными домашними пирожками, которых в его планшете оказался солидный запас. Не понадобилось и ведро, которое я в строжайшей тайне от экипажа приволок в парашютной сумке» …>


Далее В.А. Лабунский вспоминает еще один эпизод, произошедший с ним в 1935 г.


…> «Поздней осенью получили команду – всем экипажам, взяв летное обмундирование и парашюты, выехать на ст. Едрово для получения в местной авиабригаде новых самолетов. Приехав на место, узнали, что эти самолеты новые только по конструкции. Их техническое состояние было, мягко выражаясь, «ниже среднего». Сразу лететь на них было нельзя. Технический состав сразу же приступил к осмотру и устранению различных неисправностей. Мы чем могли, помогали им. Примерно через неделю нас предупредили, что скоро наступит период туманов и нужно поторопиться с вылетом. Комэск принял решение отправлять корабли группами по 3-4 самолета по мере их готовности. Так было отправлено 2 группы. Остальные 5 кораблей, в т.ч. и наш, не был готов, а когда, наконец, и мы закончили подготовку нас уже выпустили.



Ежедневно, еще до рассвета, мы запускали и прогревали моторы, и сидя под плоскостью, с надеждой смотрели на домик метеостанции. Все было напрасно. Так прошло еще более двух недель. Дежурный метеоролог стал для нас самым ненавистным человеком, хотя отлично знали, что он здесь не при чем. Какими только кличками мы его не награждали: и «ветродуй», и «колдун», и «спящая красавица», и «ходячий градусник». Он уже опасался подходить к нам, а выйдя из домика, складывал руки крестом и мы понимали без слов.



От скуки и безделья отправлялись в окружавший нас болотистый дремучий лес, где было множество белок, а болота были покрыты сплошным покровом клюквы. Охота на белок, к счастью для них, успеха нам не принесла. Уже через 2-3 дня в наших пистолетах не осталось ни одного патрона. Зато клюквы мы съели, пожалуй, больше, чем за всю предыдущую жизнь.



И вот, однажды, из домика выбежал радостный «ветродуй», вертя в воздухе руками. Прозвучала команда «запуск». Не забыв погрузить набитые клюквой парашютные сумки и чемоданы, мы поднялись в воздух».


ГИА ЧР. Ф. Р-2495. Оп. 1. Д. 984. Л. 1-2, 11-12.


Воспоминания полковника в отставке, бывшего начальника штаба 53-й авиационной

Сталинградской дивизии дальнего действия

Шевчука Николая Гавриловича

«Машка»

«Хочу рассказать эпизод, не имеющий непосредственного отношения к боевой работе 1-го Гвардейского авиаполка, но имеющий отношение к его личному составу.



В середине декабря месяца 1943 г. полки дивизии для выполнения задания Ставки Верховного Главнокомандования перебазировались под Ленинград. 1 Гвардейский авиаполк обосновался на аэродроме Приютино. И неожиданно офицеры, и сержанты полка оказались владельцами и воспитателями уже рослого медвежонка «Машки». Дело в том, что этого медвежонка в свое время кто-то подарил местному батальону аэродромного обслуживания, но этот батальон перебазировался куда-то на далекую прифронтовую точку и командир батальона, чтобы не возить с собой медвежонка и избавить его от превратностей фронтовой жизни уговорил командование полка взять на себя заботу о «Машке». Таким образом, медвежонок «Машка» стала воспитанником полка, а вскоре и всеобщей любимицей. «Машка» была красивой, пушистой, живой и забавной.



Ее привязали у столовой летного состава, устроили там жилье и каждый, проходя в столовую или выходя из нее, любил поиграть с медвежонком или просто полюбоваться и обязательно угостить. В общем, медвежонок жил в свое удовольствие и быстро рос.



Полк выполнил свою задачу и в конце марта 1944 г. готовился к перебазированию на свой основной аэродром Нежин. А как быть с медвежонком, который уже стал выходить из детского возраста и превращаться в медведицу?



Перебазирование дивизии должно было производиться двумя воздушными эшелонами: первый эшелон вылетал 23 марта и возглавлял его командир дивизии полковник Лабудев, а второй - 31 марта. Закончить всю работу и возглавить перелет, было поручено мне.



За несколько дней до вылета первого эшелона я приехал в Приютино. На аэродроме ко мне подошла группа офицеров и сержантов 1-го полка во главе с Губиным и обратилась с необычной просьбой: разрешить взять с собой в Нежин «Машку». Они настойчиво и искренне уверяли, что доставят медвежонка в полном порядке и на основном месте базирования медведице (а медвежонок за короткий срок зримо становился медведицей) будет обеспечен уход и забота (как будто это было главным). Здесь же представили мне и основного воспитателя – воздушного стрелка Либединского. Если брать за основное качество воспитателя медведя – комплекцию и физическую силу, то он вполне подходил к этой роли.



Я ответил, что лично этот вопрос решить не могу, но обязательно передам просьбу, и сам буду просить об этом командира дивизии.



На просьбу летчиков полка и мою командир дивизии ответил категорически «Нет!». Товарищи, просившие за «Машку» повесили носы. Я посоветовал не унывать – что-нибудь придумаем.



23 марта первый эшелон дивизии улетел. Через день на аэродром для проверки подготовки к вылету второго эшелона приехал командир авиакорпуса генерал Георгиев. Проверив выполнение интересовавших его вопросов, и оставшись довольным ходом подготовки, генерал собрался уезжать. И в этот момент я к нему с просьбой о «Машке» буквально дословно: «Товарищ, генерал! Личный состав полка просит забрать с собой в Нежин медвежонка «Машку»». Он на меня посмотрел, улыбнулся и ответил: «Ну что ж. Пусть берут с собой», - попрощался и уехал. Этого только и надо было. Как обрадовались товарищи! Но как отправлять медвежонка?



Примерно 27 марта с техимуществом мы отправляли в Нежин самолет С-47. Командиром экипажа был назначен Губин. Вот он то и взялся забрать с собой «Машку». Это был своего рода риск. Мы не знали, как она поведет себя в полете. А вдруг ее «укачает». А лететь предстояло около 7 часов без посадки. Много было напутственных шуток и просто смеха.



Самолет загрузили. В составе различного груза было несколько покрышек от ЛИ-2. «Машку» закрепили в самолете цепью за ошейник. Ближе к пилотской кабине, на сиденьях сели два офицера из полка. «Машка» была закреплена у противоположного борта. Офицеры по какой-то причине улетали не с основным эшелоном полка.



О ходе перелета мне потом рассказал Губин. Взлетели нормально. Взяли курс на юг. Погода была солнечная, тихая и с предельной видимостью. После взлета «Машка» начала проявлять беспокойство: стала тянуться, а потом и рваться к двум сидевшим офицерам, усиленно обнюхивая в их направлении.



Видимо цепь не была хорошо закреплена, так как после очередного сильного рывка цепь освободилась и «Машка» бросилась к офицерам. Но их не тронула, а схватила планшет одного из них, мигом разорвала его. Из планшета вывалился кулек с конфетами. Разодрав его и не обращая внимания на замерших офицеров, «Машка» рыча от удовольствия, стала поедать конфеты. Офицеры же, бросив необременительные свои пожитки, кинулись в пилотскую кабину.



Оказывается, товарищи перед отлетом достали по кульку конфет и положили их в свои планшеты. Это и явилось причиной агрессивных действий «Машки». Полет продолжался нормально.



Но, вдруг в поведении самолета Губин стал ощущать ненормальности, а именно, ни с того ни с сего начинал рыскать по курсу, то клевать носом или задирать его вверх. На движения руля не реагирует, или реагирует не так как должно. Внешняя же обстановка вполне нормальная и моторы работают отлично, показания приборов не вызывают сомнений да и руль управления в порядке.



Вдруг у Губина мелькнула догадка. Подозвав борттехника, он ему сказал: «Посмотри в общую кабину. Что там происходит?».



Борттехник открыл дверь пилотской кабины и пораженный застыл, не в состоянии произнести хотя бы слово.



«Машка» развлекалась. И видно от такого развлечения вошла в раж: сбросив сложенные и укрепленные самолетные покрышки, тащила их к пилотской кабине и оттуда запускала их своим ходом в хвост самолета. Затем перебегала, гремя цепью, в хвост и запускала их обратно. И так без конца.



Остановить ее не было никакой возможности. Опасно. И за цепь не схватишь. А если схватить? Она же сильная, да еще в таком состоянии. Вот так и продолжался этот полет довольно долго, пока ее всеми мерами не угомонили, да и сама «Машка» в конце концов устала, или надоело ей. Когда Губин потом рассказывал об этом, то сам смеялся, а слушатели, буквально, заливались, но во время полета было не до смеха.



«Машка» стала взрослой медведицей и прошла путь в полку до лета 1945 г. За это время порядком напроказничала. Летом 1945 г. Либединскому было поручено отвезти ее в Киевский зоопарк. На этом и закончилась эпопея медведицы «Машки»».


ГИА ЧР. Ф. Р-2495. Оп. 1. Д. 1002. Л. 8-9 об.


Воспоминания Яблокова Юрия Михайловича

«Это было в августе 1943 г.»


«30 июля наш полк перелетел из Ярославля на ст. Едрово. Аэродром часто посещали немецкие разведчики, и мы вынуждены были заруливать далеко за границу аэродрома.



Наш самолет стоял около речушки. Ввиду того, что я в то время был самым молодым командиром корабля, то мне дали самого пожилого штурмана из нашего полка К. Головина, чем мы по возрасту сравнялись с другими экипажами. Бортмехаником был Дектярев.



4 августа 1943 г. нам было поставлено задание бомбить ст. Мга. После получения задания, придя, к самолету мы увидели, что техники принесли целое ведро помидоров, которые были не совсем красные, но есть можно. Увидев такую новинку, ибо помидоров тогда еще не было нигде, с большим удовольствием я съел несколько штук, но хлеба не было, и много съесть не мог. Штурману очень понравились помидоры, и он ел их с большим аппетитом, несмотря на то, что они были не совсем красные.



После хорошего угощения мы поднялись в воздух и взяли курс на ст. Мга. Подойдя к цели, мы увидели, что над станцией сплошной стеной стоят прожектора и обойти их никак нельзя. Поэтому мы набрали максимальную высоту, на что был способен самолет ЛИ-2. Прошли через прожектора, штурман скомандовал. Бомбы были сброшены в цель.



Я начал маневрировать и пытался вырваться из прожекторов. В это время штурман с правого сидения быстро соскочил и как стрела бросился из пилотской кабины. Я подумал, что нас подбили, но посмотрев в правое стекло ничего подозрительного не заметил. Тогда начал через борттехника звать штурмана, ибо во время маневров потерял ориентир, где юг, где север и не пойму в чем дело. Уже, не прыгать ли думаю, он вздумал, но, увы, все обошлось хорошо.

Борттехник отошел в сторону и говорит: «Вон посмотри», - и я увидел такую картину. Сзади стрелка, где он стоял на помосте, у нас была сделана ониска, куда закладывались мелкие бомбы, так вот штурман со спущенным комбинезоном сидел на этой ониске. Из прожекторов мы благополучно вырвались, и штурман пришел на свое сидение. Мы, конечно, начали его обсуждать и ругать, но, он открыл форточку и только молчит. Вдруг, мы почувствовали сильную вонь, тут все стало ясно. Так что, по ст. Мга штурман отбомбился не только бомбами, которые у нас были, но и помидорами, которыми нас угостили техники. Когда прилетели домой, то штурман докладывать командиру полка не пошел, а пошел я. Комполка встревожился, что штурмана нет. Хотел вызвать скорую помощь, думая, что он ранен, но я сказал, что он просто приболел. Человек в возрасте и всякое может быть. Когда мы подъехали на полуторке с экипажем к самолету, то штурман стоял около речушки с мокрыми кальсонами.



Впоследствии мы с Головиным часто вспоминали этот случай. Однажды он и говорит: «А ведь вы меня с Дектяревым хотели выбросить в форточку». «Да надо бы, да жаль, что она мала». Конечно это все шутка, ибо капитан Головин очень хороший штурман, но тут конечно произошел казус и на меня за юмор не обиделся. Ибо это наука для всех, что можно употреблять в пищу перед вылетом, ибо на высоте все это сказывается».


ГИА ЧР. Ф. Р-2495. Оп. 1. Д. 1006. Л. 3-4.