Государственный исторический архив
Чувашской Республики
01.11.2016
«Слово и дело» в Чебоксарах в 1750 г.
Многим представителям широкого сообщества знатоков и любителей отечественной истории, несомненно, знакомо понятие «Слово и дело государево». Под последним в XVII – первой половине XVIII вв. подразумевалась система политического сыска, основанная на приеме органами власти доносов частных лиц на тех персон, которые, якобы, каким-то образом замышляли государственные преступления, прежде всего, против особы правящего монарха.
Названная практика получила свое юридическое оформление в Соборном уложении 1649 г., которое предписывало «всяких чинов» людям Московского государства, которые «сведают, или услышат на царьское величество в каких людех скоп и заговор, или какой злой умысел и им про то извещати государю царю и великому князю Алексею Михайловичю всея Русии, или его государевым бояром и ближним людем, или в городех воеводам и приказным людем».[1]
Наибольший размах «слово и дело» получило в первой половине XVIII в. в периоды правления царя Петра I (1682-1725 гг.) и императрицы Анны Иоанновны (1730-1740 гг.), когда были приняты новые законодательные акты, поощряющие доносы, и созданы органы, специализирующиеся на политическом сыске[2]. В 1731 г. в Санкт-Петербурге была учреждена так называемая Канцелярия тайных розыскных дел. О ее деятельности историк Н.П. Ерошкин, в частности, писал: «Повсюду, в городе или деревне, на улице или дома, по крику «слово и дело» солдаты были обязаны хватать доносителя и того, на кого падал донос … О случившемся «важном деле» особым «доношением» сообщалось в Канцелярию тайных розыскных дел; одновременно с «доношением» высылались и замешанные лица … В случае неясности или «упорства» обвиняемого особые палачи («заплечные мастера») применяли к ним пытки … Нередко, не выдержав жестоких мук, жертва признавалась во всех возводимых на нее обвинениях»[3].
После смерти Анны Иоанновны Тайная канцелярия и осуществлявшаяся ею практика политического сыска с меньшим размахом, но продолжала действовать при основной преемнице покойной государыни – императрице Елизавете Петровне (1741-1761 гг.). Лишь в феврале 1762 г. новый император Петр III под влиянием общеизвестных фактов произвола и злоупотреблений Тайной канцелярии, необоснованности и ложности многих поступавших в нее доносов, упразднил ее, запретил само понятие «слово и дело».
Документы по истории «слова и дела» отложились во многих архивохранилищах, в том числе в Государственном историческом архиве Чувашской Республики (ГИА ЧР). В находящемся в нем фонде Чебоксарской воеводской канцелярии есть комплекс материалов о произнесении чебоксарским посадским человеком В. Строгольщиковым «слова и дела» на других жителей этого города[4]. Из всего названного комплекса здесь публикуется доношение Чебоксарской воеводской канцелярии в Московскую контору Тайной канцелярии, в котором обобщенно изложена суть события.
Этот документ и другие источники свидетельствуют о том, что в январе 1750 г. В. Строгольщиков при своем аресте за участие в грабежах прокричал «слово и дело» на чебоксарцев: посадских людей А.Д. Реткина, А.И. Смирнова и подьячего К.Д. Пономарева. В ходе проведенного воеводской канцелярией совместно с Чебоксарским городовым магистратом расследования выяснилось, что ранее В. Строгольщиков уже дважды ложно произносил «слово и дело» в Тайной канцелярии, за что и был наказан плетьми. Тем не менее, сам доносчик вместе с А.И. Смирновым и К.Д. Пономаревым были отправлены в Свияжскую провинциальную канцелярию для принятия окончательного решения по его доносу. А.Д. Реткин от ареста скрылся. 15 января Свияжская канцелярия сообщила в Чебоксарскую канцелярию о том, что присланные арестанты отправлены в вышеназванную контору и потребовала арестовать и отправить в последнюю же Я. Мокина, сообщника В. Строгольщикова по грабежу, а также жителей Чебоксар: посадских людей И. Шошкина, В. Свешникова и дьякона Г. Иванова, которые, по-видимому, были обвинены В. Строгольщиковым на следствии в Свияжске.
18 января новые обвиняемые были высланы из Чебоксар в Москву. 21 января в Чебоксаркую воеводскую канцелярию явился разыскиваемый А.Д. Реткин, который заявил, что имеет «слово и дело» на чебоксарцев И. Волковойнова и А. Овчинникова. Все трое были арестованы и 31 января отправлены в Московскую контору Тайной канцелярии[5].
Сведения об окончательном завершении данного дела не выявлено. Тем не менее, его документы свидетельствуют о том, что в XVIII в., равно как и в другие времена отечественной истории, в основе политических доносов часто лежали личные мотивы доносчика: стремление избежать или отсрочить наказание за совершенное им преступление, личная неприязнь к тем, на кого он доносил и т.п.
Текст публикуемого документа передается в соответствии с правилами современной археографии о публикации источников XVIII в.: с сохранением орфографии оригинала, заменой вышедших из употребления букв на современные, с применением пунктуации, абзацев по современным правилам.
№ 1
1750 г., января 18. – Доношение Чебоксарской воеводской канцелярии в контору канцелярии Тайных розыскных дел об отправке в нее из Чебоксар посадских людей Ивана Шошкина, Василия Свешникова, дьякона Благовещенской церкви Гаврилы Иванова, обвиненных посадским человеком Василием Строгольщиковым по «слову и делу»
[Л. 25:] Сего генваря 8-го числа поданным челобитьем Казанского адмиралтейства форшместерской ученик Патрекей Кирилов да Свияжского уезду деревни Тогашевы новокрещен из чуваш Макар Петров в Чебоксарской канцелярии объявили, что от Чебоксар на низ по Волге имеет розъезд разбойническая кампания, каторая де розъезжая по дорогам, чинят разбой. И сего де генваря против 6-го числа в ночи, едучи ис Казани, начевали они в Чекурской ватаге в постоялом дворе. И в полуношное де время приезжали к ним разбойники, ис которых четыре человека, вошед к ним в ызбу, помянутого новокрещена, связав, били смертно и ломали уткою, и при том взяли у них разбоем денег восемь рублев семьдесят копеек и протчее. [Л. 25 об.:] И ис тех де разбойников опознали они дву человек, чебоксарских посацких людей Василья Яковлева сына Строгольщикова да Якова Мокина, которые и сысканы в городе Чебоксарех.
И для следствия о том учиненном ими разбое сего ж генваря 9-го числа присланы они при промемории из Чебоксарского магистрата во оную Чебоксарскую канцелярию.
И по присылке их того ж числа имеющиеся в городе Чебоксаре при каманде с мундирными и амуничными вещами Тенгинского пехотного полку сержант Матвей Лупанов с товарыщи письменно объявили, что того ж числа были де они в Чебоксарском магистрате, и при них приведен в тот магистрат вышеписанной посацкой Строгольщиков, которой по отдаче ис того магистрата взят был к отводу во оную канцелярию. И как де ево, Строгольщикова, ис того магистрата вывели в сени, то он, в сенях и идучи ис сеней, кричал, что есть за ним ея императорского величества слово и дело по первому пункту.
И по тому объявлению того ж часу оной Строгольщиков [Л. 26:] в том роспрашиван секретно и сказал, что он, вышед ис того магистрата, в сенях и ис сеней идучи, слово и дело ея императорскаго величества за собою по первому пункту сказывал, и то де слово и дело ея императорскаго величества он, Строгольщиков, знает подлинно, не по одному первому, но и по второму пунктам[6] за чебоксарскими посацкими людьми Андреем Дмитриевым сыном Реткиным, Яковом Ивановым сыном Смирновым да за магистратским подьячим Кузьмою Михайловым сыном Пономаревым. А в какой силе те первой и второй пункты состоят, про то де он, Строгольщиков, знает и где надлежит, о том докажет имянно.
И для того по силе состоявшегося в [1]730-м году апреля 10 для блаженные и вечнодостойныя памяти государыни императрицы Анны Иоанновны указа оной объявитель [Л. 26 об.:] Строгольщиков, тако ж и ис тех, на кого он показал: Яков Смирнов и Кузьма Пономарев отосланы при доношении в Свияжскую провинциальную канцелярию под крепким караулом. А Андрея Реткина по многим посылкам не сыскано, которой и ныне чрез нарочно посланных сыскивается ж.
А вышеозначенной Яков Мокин, который со оным Строгольщиковым учинили розбой, при определенном от Чебоксарского магистрата дипутате роспрашиван и показал, что тот разбой учинил товарыщ ево, показанной Строгольщиков; а он де, Мокин, хотя при том с ним, Строгольщиковым, и был, токмо сообщения с ним о том разбое не имел. Чего ради по силе Уложенья и указов оной Мокин и розыскиван[7], но из розыску тож показал.
Да по справке в Чебоксарской канцелярии оной же Строгольщиков, кроме того разбою, по присланной промемории ис Чебоксарского магистрата показан подозрительным, в де [1]747-м году, бежав из Чебоксар, будучи в Санкт-Питербурхе, ложно сказывал за собою великое дело государево дважды, которого де за ним по отсылке в Тайной канцелярии не явилось; и паки третично доносил о красной юфти, також и на обер-инспектора Безсонова об отпуске за море якобы в противность указа с погруженною юфтью торишкоута[8] ложно. И за тот де ложной ево донос и за лживое ж показание за собою великого дела государева, дважды наказан он, Строгольщиков, публично плетьми.
Да на него ж, Строгольщикова, показано по тому магистрату дело в том, что он з братом своим Петром в [1]748-м году в Чебоксаре у магистратской тюрьмы усилился караульного ж брата своего Григорья увесть, а при том сторожа и розсыльных перебили. А напредь де того неведомо с какого подвоху тати ис той тюрьмы бежали. И он де не для ль такого ж [Л. 27:] побегу татем тот умысел тюремного чесоваго увесть учинил?
А сего ж генваря 15 числа в присланном ея императорскаго величества указе из Свияжской правинцыальной канцелярии объявлено, что означенные Строгольщиков, Смирнов и Пономарев посланы к следствию в Москву, канцелярии Тайных розыскных дел в кантору. И велено по показанию его, Строгольщикова, вышеозначенного Андрея Реткина, да во свидетельстве помянутого Якова Мокина, которой в разбое, розыскивать. Да чебоксарских же посацких людей Ивана Шошкина, Василья Свешникова да Благовещенской церкви дьякона Гаврила Иванова, сыскав, и под крепким караулом выслать в Москву канцелярии Тайных розыскных дел в кантору во всякой скорости.
И по тому указу из оных Яков Мокин, Иван Шошкин да дьякон Гаврила Иванов посланы в кантору Тайных розыскных дел при сем доношении под крепким караулом – Яков Мокин заклепан в кандалах, а протчие в колотках, с чебоксарскими розсыльщиками Тимофеем Хохловым с товарыщи. [Л. 27 об.:] А Василья Свешникова не сыскано ж. И как оной Свешников и Андрей Реткин сысканы будут, то и они во всякой скорости отправлены будут во оную кантору Тайных розыскных дел под крепким караулом
При сем же Чебоксарская канцелярия требует: когда означенные Василей Строгольщиков и Яков Мокин по тому секретному ея императорскаго величества делу свобождены будут, то б они присланы были обратно в Чебоксарскую канцелярию по разбойному делу к розыску.
Генваря 18-го дня 1750 году.
ГИА ЧР. Ф. 2. Оп. 1. Д. 50. Л. 25-27 об. Отпуск.
[1] Российское законодательство X – XX веков в девяти томах. М., 1985. Т. 3. Акты земских соборов. С. 89 (Глава II. Ст. 18).
[2] Ерошкин Н.П. Очерки истории государственных учреждений дореволюционной России. М., 1960. С. 97-99, 109-110, 137.
[3] Ерошкин Н.П. Очерки истории государственных учреждений... С. 137-138.
[4] ГИА ЧР. Ф. 2. Оп. 1. Д. 50.
[5] ГИА ЧР. Ф. 2. Оп. 1. Д. 50. Л. 28-49.
[6] Излагаются положения именного указа императрицы Анны Иоанновны, согласно которым каждый ее подданный был обязан доносить властям по двум пунктам, о следующих великих делах, которые можно доказать: 1) о злом умысле на персону, здоровье и честь императорской особы; 2) о бунте или измене против императора или государства (Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1830. Т. VIII. № 5528).
[7] «Оной Мокин и розыскиван» ̶ т.е. обвиняемый Я. Мокин подвергся допросу с применением пыток.
[8] Так в ркп., т.е.: «трешкоута» небольшого судна, применявшегося для перевозки грузов.
А.А. Чибис
62-14-95